- Рисковал!
- Да, Яша. Могли запросто сдать. И сам Хоакин - не подарок. Но его безудержное хвастовство... Считайте, он взял меня на слабо, на свою беду. В общем, присел к ним за столик и сказал, пшепрашем, я есть пилот польски Анджей Ковальски, умею управлять "Чатос", случайно вдруг нуждаюсь в деньгах. Киношники обрадовались, а Гарсиа-Морато меня при первой возможности утащил в бок. Спросил - республиканец? Как посмотришь на то, чтобы пулемёты зарядить боевыми?
- И ты согласился? - Рычагову не терпелось.
- Сделал вид, что сомневаюсь. Он, разгорячённый вином, начал уговаривать, поклялся честью, мол - без подлостей, выпрыгнувшего с парашютом не сбивать, подранка, выходящего из боя не достреливать и т.д. В общем, ударили по рукам, но для правдоподобия пришлось увеличить гонорар вдвое. Морато, похоже, был готов из своего кармана платить, аванс сунул. Дальше в газете довольно точно всё описано. На следующий день оказались мы на том же аэродроме - Кото. Наши самолёты как на выставке красуются. И-15 с табличкой "Кёртис", "Ишак" в роли "Боинга".
- Как это?
- Не поверили фалангисты, что Советский Союз может делать хорошие машины, - объяснил Смушкевич. - Стыдно русфанере столько боёв проиграть. Американцам - не так обидно.
О хорошести после знакомства с "Мессером" у меня иное мнение, но предпочитаю им не тыкать в нос.
- Нас сфотографировали, я рассказал, что перегонял "Чайку", но в боях не участвовал, киношники развесили уши... В общем, не важно. Перед вылетом облазил машину, исправная она, хоть и уставшая. Потерпите - перехожу к главному. В общем, взлетаем. Проверяю пулемёты. Не знаю, догадался ли кто внизу, что означает это паф-паф. Поднимаемся с Морато на две тысячи метров, он на "Фиате", сходимся в лоб, стрельнув издалека, и разбегаемся. Закладываю глубокий вираж, он тоже. Потом испанец понял, наверно, свою ошибку. Горизонталь - наша стихия. "Чатос" лучше виражит, но без конца в реальном бою не будешь крутиться - другие архангелы налетят. А тут других не может быть по определению, - я поймал себя на непроизвольной бурной жестикуляции. Руки принялись демонстрировать положение самолётов. - Выхожу ему в хвост. Он рванул машину на себя. Скорость-то упала, не то что в разгоне по прямой или на пикировании. Мастер, а повёл себя как новичок.
На миг запнулся, снова переживая дуэль с лучшим испанским лётчиком. Павел впился взглядом в мои ладони. Рано его отозвали, не навоевался до тошноты. Сейчас он мысленно вместе со мной в кабине "Курносого".
- Задираю нос, беру упреждение... Он прямо в две струи трассеров влетел. Затем перевернулся и гикнул к земле. Не пытался ни вращение остановить, ни выровняться.
- Дело случая, - Павел почесал стриженный затылок. - Ты мог просто ему дырок наделать в плоскостях, и дальше бы развлекались. Думаю, пилота задел. И мотор у гада хреновый, видать, ушёл бы на вертикаль - не догонишь.
- Наверное, но выяснять подробности было недосуг. Короче, отлетел к Мадриду, сжёг самолёт на земле. На следующий день встретился с Григорьичем, он принёс документ с французской визой и газету про нас с Морато, поздравил. Через двое суток я уже был в Париже в нашем посольстве, оттуда прямиком - в подвал НКВД на Лубянке. В смысле, на площади Дзержинского. Остальное вы знаете.
- Одиссея капитана Блада, - подытожил Смушкевич. - Кстати, Ежов звонил по поводу твоего друга со сломанной челюстью. Не успели толком его в оборот взять. Представляете, умер бедолага, от почечной недостаточности умер!
- То-то мне его цвет лица не понравился!
- У тебя, Ваня, тоже... не очень.
- Заживёт. Хотя кровью писаю. А ещё врача знаю, вставит протезы - будут как свои зубы.
- Да, при близком знакомстве с чекистами такого врача неплохо иметь, - пошутил Павел и осёкся под взглядом шефа.
С посадками и дозаправками мы добрались до Монголии. Там я ощутил - со времён Бобруйской авиационной бригады мало что изменилось в ВВС. Опыт боёв над Мадридом не учтён абсолютно, и это в непосредственной близости японцев! Потери значительные, бездарные, неоправданные. Рычагов и Смушкевич даже ничего не пробовали менять, свели в три эскадрильи ветеранов Испании и Китая, поставили к ним ведомыми наиболее пригодных - и вперёд. Взлетали звеньями по три, в воздухе перестраиваясь парами. Так и победили.
Я не пытался сесть в самолёт - изображал постепенное окончательное выздоровление. Не моя война. Каждого сбитого ненациста могут зачесть как излишнюю сопутствующую потерю. Но ангел притих. Его подопытная крыса выбралась из Испании, снова в военной авиации, а дальше - будущее покажет.
Глава четырнадцатая. Польша
Смушкевич закрутился и забыл известить вдову героя. В Москве я показывал ему распухшие пальцы, ими бланк телеграммы не заполнить. Вот вам и забота о личном составе.
О необычном возвращении из Испании транзитом через Лубянку газеты не написали, в Монголии ничего замечательного со мной не стряслось. Так что в Бобруйске продолжал числиться отважным покойником, когда свалился всем на головы с приказом о дальнейшем прохождении службы. Сказать, что все безмерно обрадовались - согрешу против истины.
Лиза не знала, куда спрятать глаза. Мало того, что она оказалась совсем не вдовой - героический супруг объявился подобно гомеровскому Одиссею. Без меня Пенелопа не осталась в одиночестве. На пороге дома нарисовалась известная картина "Не ждали". Вслед за благоверной вышел хромой долговязый мужчинка. Сей экземпляр не возьмут ни в ВВС, ни в пехоту и не угонят "добровольцем" в очередную Испанию.